Неточные совпадения
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла
в постель. Ей всею душой было жалко Анну
в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью,
в каком-то новом сиянии
возникали в ее воображении. Этот ее
мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Волшебный
мир,
в который он уже вступал, который уже
возникал из туманных волн прошедшего, шевельнулся — и исчез.
Но, не слушая или не слыша возражений, толстовец искусно — как находил Клим — изображал жуткую картину: безграничная, безмолвная тьма,
в ней, золотыми червячками, дрожат, извиваются Млечные Пути,
возникают и исчезают
миры.
Далее по всем направлениям колонии проложены и пролагаются вновь шоссе, между портами учреждено пароходство;
возникло много новых городов, которых имена приобретают
в торговом
мире более и более известности.
Я верю, что раньше или позже
в мире должен
возникнуть «священный союз» всех творческих христианских сил, всех верных вечным святыням.
Тот же, кто не хочет никакой жестокости и боли, — не хочет самого возникновения
мира и мирового процесса, движения и развития, хочет, чтоб бытие осталось
в состоянии первоначальной бездвижимости и покоя, чтобы ничто не
возникало.
Во всяком творческом акте наступает конец этого
мира,
в котором царят необходимость, инерция, скованность, и
возникает мир новый,
мир «иной».
К концу XIX
в.
в России
возникли апокалиптические настроения, связанные с чувством наступления конца
мира и явления антихриста, т. е. окрашенные пессимистически.
Эта детская, но крепкая вера все чаще
возникала среди них, все возвышалась и росла
в своей могучей силе. И когда мать видела ее, она невольно чувствовала, что воистину
в мире родилось что-то великое и светлое, подобное солнцу неба, видимого ею.
Провозглашение это
возникло при следующих условиях: Вильям Ллойд Гаррисон, рассуждая
в существовавшем
в 1838 году
в Америке обществе для установления
мира между людьми о мерах прекращения войны, пришел к заключению, что установление всеобщего
мира может быть основано только на явном признании заповеди непротивления злу насилием (Мф. V, 39) во всем ее значении, так, как понимают ее квакеры, с которыми Гаррисон находился
в дружеских сношениях.
Новое учение это было совершенно новое как по форме, так и по содержанию, и для еврейского
мира, среди которого оно
возникло, и
в особенности для того римского
мира, среди которого оно проповедовалось и распространялось.
Мы, все христианские народы, живущие одной духовной жизнью, так что всякая добрая, плодотворная мысль, возникающая на одном конце
мира, тотчас же сообщаясь всему христианскому человечеству, вызывает одинаковые чувства радости и гордости независимо от национальности; мы, любящие не только мыслителей, благодетелей, поэтов, ученых чужих народов; мы, гордящиеся подвигом Дамиана, как своим собственным; мы, просто любящие людей чужих национальностей: французов, немцев, американцев, англичан; мы, не только уважающие их качества, но радующиеся, когда встречаемся с ними, радостно улыбающиеся им, не могущие не только считать подвигом войну с этими людьми, но не могущие без ужаса подумать о том, чтобы между этими людьми и нами могло
возникнуть такое разногласие, которое должно бы было быть разрешено взаимным убийством, — мы все призваны к участию
в убийстве, которое неизбежно, не нынче, так завтра должно совершиться.
Государыня заметила, что не под монархическим правлением угнетаются высокие, благородные движенья души, не там презираются и преследуются творенья ума, поэзии и художеств; что, напротив, одни монархи бывали их покровителями; что Шекспиры, Мольеры процветали под их великодушной защитой, между тем как Дант не мог найти угла
в своей республиканской родине; что истинные гении
возникают во время блеска и могущества государей и государств, а не во время безобразных политических явлений и терроризмов республиканских, которые доселе не подарили
миру ни одного поэта; что нужно отличать поэтов-художников, ибо один только
мир и прекрасную тишину низводят они
в душу, а не волненье и ропот; что ученые, поэты и все производители искусств суть перлы и бриллианты
в императорской короне: ими красуется и получает еще больший блеск эпоха великого государя.
Чувствования
возникают в нас вследствие впечатлений, полученных от предметов внешнего
мира.
Известно, что
в сумерках
в душах обнаруживается какая-то особенная чувствительность —
возникает новый
мир, затмевающий тот, который был при свете: хорошо знакомые предметы обычных форм становятся чем-то прихотливым, непонятным и, наконец, даже страшным.
Отжившую для
мира черницу перестали тревожить воспоминанья о прежних днях, и если порой
возникал перед ее душевными очами милый когда-то образ, строгая инокиня принимала его уже за наваждение лукавого, раскрывала Добротолюбие и, читая наставление об умной молитве, погружалась
в созерцательное богомыслие и, Господу помогающу, прогоняла находившее на нее искушение.
Мировому бытию может быть, далее, приписана некоторая, хотя и ущербленная, реальность, производная от Абсолютного; так стоит дело
в системе статического пантеизма Спинозы, а также и динамического пантеизма Гартмана и Древса:
мир возникает, согласно учению последних, вследствие некоторого «скандала»
в абсолютном, — появления слепой и бессмысленной воли к бытию, вызвавшей против себя логическую реакцию
в недрах абсолютного, причем для ликвидации этого недоразумения потребовался целый мировой процесс.
Античная философия, хотя и умела подсмотреть ничто как скрытую подоснову бытия, но оставалась бессильна перед задачей объяснить: каким образом ничто становится χώρα, или ουκ öv превращается
в μη öv, иначе говоря, как
возникает мир явлений?
Они находятся
в определенном иерархическом соотношении, как ступени самооткровения Ничто. Онтологически единосущны и
мир, и бог, насколько оба они суть модусы Ничто,
в котором
возникает все. И если на пути возвращения к этому Ничто человек должен восходить к богу (или богам), а далее проходить чрез бога и за бога, то лишь потому, что нельзя подняться на последнюю ступень, минуя предпоследнюю, а богобытие и есть эта предпоследняя ступень.
Теория «естественного права»
возникла в античном
мире, но наивысшее развитие получила
в трудах философов-просветителей.
Если
мир не сотворен, но диалектически
возникает в абсолютном и ему единосущен, то он, следовательно, вечен и субстанциален
в своей основе; с другой же стороны, и бог здесь не абсолютен и самоосновен
в своем бытии, но рождается или происходит
в абсолютном Ничто-все.
Имя Божие — есть как бы пресечение двух
миров, трансцендентное
в имманентном, а потому «имяславие» [Течение
в православии, которое
возникло в среде афонских монахов
в 1912–1913 гг.
У него как бы отсутствует умопостигаемый
мир идей (София), помещающийся между Богом и
миром в системе платонизма, поэтому для Аристотеля
возникает опасность полного религиозного имманентизма, растворения Бога
в мире, миробожия.
Каким образом
возникает мир, т. е. это смешение бытия и небытия, каким образом вообще создается бытие и сверхбытийные семена бытия погружаются
в ничто?
Таким исходным элементом для Когена является понятие бесконечно малого.] (по выражению «Логики» Когена); однако коренная разница с Эккегартом
в этом пункте, определяющая и ряд последующих различий, у Беме будет
в том, что у него
мир возникает не параллельно с Богом, как Его необходимый коррелат, но
в силу диалектики самого Бога или развития Его природы.
«Мы дети вечности, а этот
мир есть вырождение из вечного, и его воспринимаемость
возникает в гневе; его корень есть вечная природа, но вырожденная ибо так было не от вечности, есть разрушение, и все должно возвратиться
в вечное существо»***.
Если допустить, что
мир возник из божественного меона, это будет значить, что он вообще не создан, но зарожден или эманировал, вообще так или иначе осуществился
в Боге.
Беме
в качестве основной задачи ставит себе опирающуюся на мистический опыт «дедукцию» Бога и
мира: каким образом из Ничто или
в Ничто
возникает Бог, а
в Боге или из Бога
возникает мир?
Ничто здесь есть некая божественная ύλη, первоматерия,
в которой и из которой закономерно диалектически
возникает все, и божество, и
мир, и человек.
Мир по силе необходимости здесь
возникает, но
в то же время сам он для себя является случайностью, не имеет собственного задания и смысла.
Мир возникает в абсолютном с необходимостью, как тень его, но
в этом
мире не творится никакого свершения, онтологически
в нем нет истории и нет эсхатологии.
Мышление есть Абсолютное
в философии, тот свет,
в котором логически
возникает и
мир, и Бог.
Практическое устремление религии Abgeschiedenheit есть буддийская нирвана, не только акосмизм, но и антикосмизм: вырваться из
мира, который
возникает чрез раздвоение твари и Бога,
в изначальное божественное ничто. Очевидно, это воззрение не дает места идее истории, мирового процесса, мирового свершения: идеал восстановления первоначального состояния, апокатастасйс, есть здесь голое отрицание
мира.
Здесь
возникает основной, можно сказать даже роковой, вопрос софийной космологии,
в сущности, поставленный уже Аристотелем: что же представляет собой этот
мир, как не бессмысленное и ненужное повторение
мира идей, его удвоение?
В чем состоит творческий акт, которым создается
мир как нечто новое?
Если
мир.
возникает только
в процессе удаления из абсолютного, его убыли, и лишь
в этой убыли и состоит его собственная природа, то, очевидно, миротворящее начало есть прогрессивно возрастающий минус абсолютного, или погружение его во зло: отсюда получается неизбежный антикосмизм, и самого Плотина лишь эллинский дух да непоследовательность спасали от сатанинского вывода, формулированного Мефистофелем...
«Мы не можем сказать, что этот
мир создан из чего-либо,
возникло лишь вожделение из свободного наслаждения, что безосновность, как высшее благо, или сущность, как вечная воля, созерцает
в наслаждении (Lust), как
в зеркале» (IV, 424, § 7).];
мир есть модус абсолютной субстанции, — на разные лады, но
в одинаковом смысле отвечают Дж. Бруно, Спиноза, разных оттенков пантеисты и монисты; следовательно, напрашивается неизбежное заключение —
мира нет
в его самобытности и относительности, а существует только Абсолютное.
Бог творит
мир, —
в Абсолютном сверхъединстве непостижимым образом
возникает относительное и множественное, космическое εν και παν.
Глубокая пропасть ложится теперь между телом человеческим и душою. Для Эмпедокла тело — только «мясная одежда» души. Божественная душа слишком благородна для этого
мира видимости; лишь выйдя из него, она будет вести жизнь полную и истинную. Для Пифагора душа сброшена на землю с божественной высоты и
в наказание заключена
в темницу тела.
Возникает учение о переселении душ, для древнего эллина чуждое и дико-непонятное. Земная жизнь воспринимается как «луг бедствий».
Так как
в этом романе читателям уже не раз приходилось встречать сцены, относительно которых, при поверхностном на них взгляде, необходимо должно
возникнуть предположение, что
в разыгрывании их участвуют неведомые силы незримого
мира, — тогда как ученым реалистам нашего времени достоверно известно, что нет никакого иного живого
мира, кроме того, венцом которого мы имеем честь числить нас самих, — то необходимо сказать, что внезапное появление Бодростиной
в вагоне не должно быть относимо к ряду необъяснимых явлений вроде зеленого платья, кирасирского мундира с разрезанною спинкой; Гордановского секрета разбогатеть, Сннтянинского кольца с соскобленною надписью; болезненного припадка Глафиры и других темных явлений, разъяснение которых остается за автором
в недоимке.
Любовь есть внемирное явление, она
возникает вне
мира объективации, есть прорыв
в этом
мире детерминации и потому встречает с его стороны сопротивление.
Но творчество, которое есть огненное движение из бездонной свободы, должно не только восходить, но и нисходить, и сообщать людям и
миру то, что
возникло в творческом прозрении, замысле, образе, подчиняться законам реализации продуктов, мастерства, искусства.
И если человеческая душа несет
в себе образ и подобие Божье, если она есть Божья идея, то она
возникает в вечности, а не во времени,
в духовном
мире, а не
в природном
мире.
Творчество
в культуре до того вырождается и разлагается, что
возникает духовная реакция против всякого творчества, связанная с потребностью
в аскезе и уходе из
мира.
Абсолютно новое
в мире возникает лишь через творчество, т. е. свободу, вкорененную
в небытии.
И на этой почве
возникает в христианском
мире величайшая трагедия.
Если же ты боишься потерять то, что не есть животное, то ты боишься потерять свое особенное разумное отношение к
миру, — то, с которым ты вступил
в это существование. Но ведь ты знаешь, что оно
возникло не с твоим рождением: оно существует независимо от твоего родившегося животного и потому не может зависеть и от смерти его.
И потому уничтожение тела и сознания не может служить признаком уничтожения моего особенного отношения к
миру, которое началось и
возникло не
в этой жизни.
Если бы не было страданий, не был бы унижен и бессилен человек, то не было бы и духовности, как трансцендирования жизни этого
мира, не
возникла бы вера
в трансцендентный
мир.
В то отдаленное время
в Византии, или
в нынешнем Константинополе, и во всем царстве Византийском было много споров о вере и благочестии, и за этими спорами у людей разгорались страсти,
возникали распри и ссоры, а от этого выходило, что хотя все заботились о благочестии, но на самом деле не было ни
мира, ни благочестия.
Стоицизм
возник в совершенно ином
мире, чем буддизм.